Дню героя посвящается
Воспоминания бывшего партизана Злынковского района соединения партизанских отрядов А.Ф.Фёдорова Ильи Григорьевича Маринича.
«После Финляндской войны я был по состоянию здоровья снят с военного учёта и в Отечественную не был мобилизован в армию, а остался работать врачом в должности заведующего Злынковской больницей. Работал в больнице и при райвоенкомате в комиссиях почти до оккупации этой местности немцами. Эвакуироваться я не смог, т.к; до последних дней было много раненых, и я остался на оккупированной территории.
С января 1942 года я был связан с партизанским (местным) отрядом, помогал им медикаментами, перевязочным материалами.
В партизанский отряд им. Ворошилова вместе со своей семьёй – женой и дочерью – я пришел 9 апреля этого года. Через два месяца был назначен начальником санслужбы соединения. Работы медицинской хватало, т.к. врача не было, а раненых и больных было много. За полтора месяца спокойной жизни соединения в Софиевских лесах удалось большинство раненых вылечить и вернуть их в строй.
С первых дней пребывания соединения Фёдорова в Софиевских лесах началось оживление в ближайших районах: Злынковском, Новозыбковском и Климовском. Народ почувствовал, что есть советская власть, есть борцы за неё, и лучшие люди этих районов начали группами приходить в леса и вступать в ряды партизанских отрядов. Покатились под откосы эшелоны на железнодорожной линии Гомель — Брянск, автомашины по всем дорогам. Гитлеровцы зашевелились и начали блокировать Софиевские леса. Но это им не удавалось. Разведка наша работала хорошо, и узнав, что враг накапливает большие силы вокруг Софиевских лесов, соединение ушло в украинские леса. Побыв там 2-3 недели, взбудоражив несколько украинских районов, разгромив крупные полицейские отряды, партизаны вновь вернулись к прежнему месту дислокации в Софиевский лес.
За это время появилось много раненых. Перевязочного материала и медикаментов не было, пришлось всё пустить в ход: полотенца, простыни, вместо ваты – мох. И всё это делалось на ходу.
Вспоминаю свою первую операцию в этих условиях. У одного раненого случилась гангрена руки. Если её не ампутировать, боец погибнет. С согласия командира соединения товарища Фёдорова, я без наркоза (пришлось дать выпить только 200 г спирта) и имея из инструментария скальпель, два хирургических пинцета и 1 зажим, тут же в лесу простой пилой я ампутировал ему руку до верхней трети плеча. Через 3 часа пришлось уходить из этого леса, а через 2 дня надо было оставлять все повозки, и тот больной уже шагал со всеми в рядах.
В конце августа 1942 года соединение было сильно блокировано, брошена была немецкая дивизия, и нам пришлось срочно покидать свои места. Повозки бросили, а 18 тяжелораненых бойцов несли на носилках. Вот здесь и проявились замечательная сплочённость, товарищество и дисциплина! Бойцы три дня почти ничего не ели, не спали. Кустарниками и болотами
продвигались и несли раненых. В этот день и вечер мы прошли больше 20 километров. На вторые сутки, вырвавшись из кольца блокады, командование всё же решило оставить раненых в этих лесах (оставив им все имеющиеся продукты, 2-х медсестёр, фельдшера и охрану из 50 человек), а самим пробираться дальше в белорусские леса. Это был первый случай в нашей партизанской жизни, и тогда мы ещё не знали, что таких случаев будет немало, и что все они остались в лучших условиях, чем мы, и все выжили.
Нам же в течение этого времени пришлось исколесить не одну сотню километров болот, тысячи километров лесов, пока не оторвались от преследования немецких карательных отрядов.
Форсировав железную дорогу Гомель-Брянск и попав в белорусские леса, командир соединения Федоров созвал весь командный состав и заявил, что впереди много препятствий, переходы будут долгие, немало придётся форсировать рек, сёла надо обходить за много километров, а поэтому придётся и голодать. Боеприпасов почти нет, поэтому из создавшегося положения надо выходить, по возможности, без боёв. Все «трусы» пусть уходят, без них лучше будет, а хорошие бойцы останутся.
К тому времени повозок в соединении не было, всё на вьюках или на плечах. Суток 10-12 все ночи шли, днём пересиживали в кустарниках или лесах. Сёла обходили, продуктов никаких, питались только кониной, и многие бойцы начали отставать и уходить из отряда. Они группировались в мелкие отрядики, где занимались только самообслуживанием, не ведя никакой подрывной и боевой работы, превращаясь в мародёров. Были среди них и предатели, которые примыкали к полицаям. Давали сведения о численности нашего соединения, а главное, о боеприпасах наших (которых в то время почти не было) и о примерном пути следования.
В Чечерских лесах Белоруссии пришлось на несколько дней задержаться. Бойцы были крайне утомлены и истощены. Надо было сделать хозяйственную операцию и отдохнуть. На место стоянки доставили много коров, свиней, овец, больше тысячи пудов муки, 6 бочек спирта, и люди ожили. Через день бойцов узнать нельзя было – сытые, бодрые и снова боевые. Только мне стало хуже: люди после долгого голодания объелись и у многих появились острые желудочно-кишечные заболевания. А лечиться нечем. Пришлось клин клином вышибать (здесь в лесах всё приемлемо!) Умеренные порции водки хорошо излечивали желудочные заболевания, и через 3-4 дня всё пришло в норму. Потом в течение полутора месяцев мы пробивались в Клетнянские леса, форсировали реки и болота, иногда и с боями. Наступил конец сентября, по ночам стало холодно, а реки, как на беду, попадались всё чаще и чаще и переходить их надо было вброд. За это время соединение начало снова обрастать имуществом. Переходы, а периодически и бои, в санчасть прибавляли больных и раненых.
До Клетнянских лесов все же добрались. Здесь уже было хорошо, все леса были заняты партизанскими отрядами, было спокойно. С первых же дней начали строить землянки и наладили связь с Большой землёй, и в скором
времени туда удалось переправить всех тяжелобольных, раненых, стариков и женщин с детьми.
А с Большой земли к нам прилетали кинопередвижки, докладчики, репортёры, и мы зажили культурной жизнью. Тут же, в этих лесах мы узнали о разгроме фашистов под Сталинградом. В 2 часа было сообщено по рации, и за полчаса эта радость разнеслась по всему лесу. Какое это было ликование!
Было дано указание идти на Украину. А с другой стороны, немцы начали накапливать здесь большие силы, так что пришлось оставить и эти леса. 25 января 1943 года окрепшее соединение покинуло окрестности Клетни. Но немецкая разведка все время шла за нами по пятам.
Добрались до железной дороги Гомель-Брянск, но дорогу фашисты тщательно охраняли и по ней всё время курсировали бронепоезда. Все окружающие сёла, посёлки и хутора были заняты крупными немецкими отрядами, и мы попали, как говорится, в капкан. И вот здесь наша разведка проделала изумительную работу, особенно в этом проявился талант начальника штаба Рванова.
Разведка и головной отряд прорвались, а все остальные члены соединения остались, с ними была и санчасть, в которой к этому дню было двое врачей. 8 суток сидели в лесу (это было 2-9 февраля 1943 года). Костров командование разжигать не разрешало. Только для тяжелораненых можно было вскипятить воду и сделать перевязку. Перевязки делали тут же, на «свежем воздухе», перед костром.
В такой обстановке в лесу, на снегу, благо были сани, одному из бойцов отряда Зибницкого пришлось сделать операцию. Он был ранен в живот с повреждением кишечника. Наложено было несколько кишечных швов (без наркоза) и наглухо зашит живот. К удивлению всех (и меня), он остался жив, несмотря на то, что после операции находился в лесу 8 дней, потом еще было 2 дня переезда, и только на 10-й день он попал в дом.
Через несколько дней, 11 марта 1943 года, соединение Фёдорова ушло по заданию в Западную Беларусь и Украину, а я с товарищем Попудренко был оставлен со всеми больными и ранеными, которых к тому времени было до 60 человек. Были среди них и 5 человек сыпнотифозных. Пришлось снова заняться лечением и отправлять их в тыл. В первое время после ухода соединения Фёдорова, думалось, что в скором времени будет встреча с частями Красной Армии (тогда были заняты Харьков, Сумы), но этого не случилось. Надо было снова готовиться к боевым делам. Начали получать с Большой земли оружие, боеприпасы, мобилизовать людей ближайших районов.
Довольно скоро выросло соединение Попудренко, стало таким, каким было соединение Фёдорова.
16 мая соединение Попудренко решило сделать глубокий рейд в тыл противника, а меня командование оставило с тридцатью ранеными, за старшего – Поддубный. 1-2 августа соединение Попудренко возвратилось в Софиевские леса, но разведка отряда Поддубного работала слабо, и соединение попало в большую блокаду. На Софиевские леса противник
бросил до 45 тысяч человек с артиллерией и авиацией. Попудренко понадеялся на свои силы и вовремя не ушёл из окружения, поэтому 6 августа 1943 года во время прорыва блокады погиб. Соединение после смерти Попудренко растерялось. Было оставлено всё (даже лошадей оставили) и попытались прорвать блокаду. На этот раз немцы леса уже не боялись, постепенно занимали все дороги, поляны. Авиация весь день и всю ночь вела обстрел леса.
Раненых стало появляться всё больше и больше, много было тяжелых, требующих полного покоя. Командование соединения предложило мне остаться в этих лесах с ранеными. Но мы приняли решение уйти в местечко, где были малопроходимые болота.
На второй день командир отряда Поддубный фактически оставил нас под видом того, что надо всем разбиться на маленькие группы. Сам же, собрав лучших автоматчиков (11-12 чел.), решил прорваться. Раненых я, кого мог, распределил по кустам и остался только с женой. У нас была одна корова, которая своим молоком в течение многих дней блокады кормила раненых. Под беспрерывным обстрелом артиллерии и авиации (днем нельзя было поднять голову) в болоте мы просидели 5 суток. И только 12 августа, когда соединение прорвало блокаду, всё вдруг затихло, и мы начали искать оставшихся в живых. К тому времени вернулся и наш командир Поддубный. Оказывается, прорваться ему не удалось, и он вынужден был остаться в этих лесах.
За два дня мы по всей округе собрали 36 человек раненых бойцов.
Они были в очень тяжёлом состоянии. Дней 10 шли дожди. Палатки (парашютные) промокли, подстилки сухой не было, а из леса выходить нельзя было. Бойцы лежали на ветках, которые меняли ежедневно, но легче от этого не было. Перевязочного материала было мало. После ранения многие по 5-6 дней были без медпомощи, с осложнёнными переломами, были истощены и обескровлены. Питание у нас тоже было плохое: один раз в сутки горячая пища без хлеба. Несмотря на такое тяжёлое состояние, смертность среди раненых была очень малая – умерло только трое. И то они поздно были найдены в одном болоте и умерли от сепсиса. Остальные дни до прихода частей Красной Армии прошли тихо и спокойно.
А 26 сентября наш отряд уже был в городе Новозыбкове.
За всё время партизанской деятельности колхозники в Белоруссии и РСФСР исключительно помогали партизанам всем, чем могли – продуктами, тягловой силой (лошадьми). За счёт их мы жили.
Фото из семейного архива.
