Нет в России семьи такой, где б не памятен был свой герой…

---

Своими воспоминаниями о страшных временах оккупации Злынки фашистами во время Великой Отечественной войны, о своих родных, внесших свою лепту в Великую Победу, поделилась наша жительница, удивительная женщина, много чего умеющая, начитанная и в то же ...

Своими воспоминаниями о страшных временах оккупации Злынки фашистами во время Великой Отечественной войны, о своих родных, внесших свою лепту в Великую Победу, поделилась наша жительница, удивительная женщина, много чего умеющая, начитанная и в то же время очень скромная – Раиса Михайловна Зайцев

– Домик наш находился на Садовой улице. В этом доме, но уже отремонтированном, достроенном и перестроенном, я живу и в настоящее время. А это центр города. И все, что происходило в Злынке, было у нас на виду, – так начала свой рассказ Раиса Михайловна.

– Мама моя Плотникова Лукерья Акимовна во время войны поддерживала тесную связь с партизанским отрядом. Удобное расположение нашего дома позволяло маме точно описывать происходящее в городе: сколько военнопленных доставлено, какая техника пришла и др. Мама пекла хлеб, собирала продукты, вязала носки, варежки и все это переправляла партизанам. Часто приходили к ней соседки, вели свои разговоры, сетовали на жизнь, но никто не верил, что немцы навсегла останутся в Злынке. «Мы, русские, крепкие, сильная у нас армия, мы верим в Победу», – так рассуждали женщины и складывали продукты для партизан. О сплоченности горожан говорит и такой факт. В центре города, в здании средней школы находился лагерь военнопленных. Он был огорожен колючей проволокой. Пленных гитлеровцы не кормили: как хочешь, так и выживай. Но жители города, хоть и сами бедствовали, постоянно подкармливали наших солдатиков: за проволоку им совали, у кого что было – огурцы, картошку, хлеб… А во время пыток по всему центру разносились стоны, крики пленных… Я была совсем маленькой девочкой. Мой детский ум не понимал всего происходящего. Но сердечко не обманешь, ведь оно же не каменное: на все происходящее оно реагировало моментально по- своему. В такие моменты я забегала домой, забивалась в угол и плакала. Разве можно было быть равнодушным, когда такое творилось? В такое время город «вымирал»…

На нашем дворе жили мадьяры, которые отказались воевать на стороне немцев. У них были лошади. Я как сейчас помню, когда нечего было есть не только человеку, но и скотине, эти бедные лошади обглодали все бревна в нашем сарае. Но зато мы с ними жили, как за каменной стеной. Они маме говорили: «Пока мы у вас, живите спокойно: никто не посмеет к вам сунуться».

Но все-таки о связи моей мамы с партизанами узнал один житель нашей улицы, и даже не заподозрил, а уличил. (Раиса Михайловна не стала называть его имя). А дело было так. У нас в городе было принято, что на ночь ставни в каждом доме закрывались и летом, и зимой. А в нашем доме, несмотря на поздний вечер, все было открыто. И вот этот сосед так ехидно и говорит маме: «А что это ты, Лукерья, ставни не закрываешь? Что, ждешь партизан? Условный

пароль у вас такой?» А у них, действительно, был такой пароль. Но Бог миловал, пронесло… Сосед никуда не заявил…

Еще я помню, как рассказывала мама о перезахоронении расстрелянных за МТС (сельхозтехникой). Она в составе других добровольцев из числа жителей, раскапывали траншею, извлекали человеческие останки, клали их в гробы и везли на Еврейское кладбище. Запах был трупный, очень тяжело было работать, не все смогли выдержать такие работы. Но мама с первого и до последнего дня была на перезахоронении. Я до сих пор помню ее такую черту характера: если она услышала слово «надо», значит, она обязательно это сделает.

А ведь некоторые евреи знали, что их будут расстреливать. Помню, как об этом рассказывала мама и очень переживала. Одна женщина с нашей улицы шила у еврейки кофточку (надо сказать, что в этом деле они были большие мастерицы). И вот прибегает вечером дочь этой еврейки и просит маму, чтобы она передала той женщине, которая у них сделала заказ на шитье, чтоб она забрала его, так как изделие готово. Но чтобы забрала именно сейчас, именно сегодня. «Чего такая спешка? – спросила мама и добавила, что, мол, эта женщина сегодня прийти не может, она придет завтра. На что был дан категоричный ответ: надо только сегодня. Кофточку забрали в этот же день. Потом эта женщина рассказала маме, что она пыталась выразить швее свое недовольство, на что та спокойно ей ответила: «Завтра будет поздно. Завтра нас будут расстреливать».

Это же сколько мужества было у той еврейской женщины! До сих пор не пойму: почему не убежали, хотя бы в лес, не попытались скрыться… Ведь их предупредили о страшном завтрашнем дне. Озноб пробивает, когда вспоминаю об этом… А сколько, помимо еврейского населения, легло в могилы ни в чем не повинных людей, в том числе детей, женщин и стариков. Только официально 384 человека уничтожено фашистами мирных граждан Злынковского района.

– В нашей семье тоже погибли многие. Братья мамы Иосиф Акимович и Федор Акимович Плотниковы не вернулись с фронта, – завершает свой рассказ Раиса Михайловна. – В похоронках сообщено, что Федор погиб под Москвой, а Иосиф под Ленинградом. Их имена занесены в областную Книгу Памяти. Очень трагически сложилась и судьба дедушки Акима Петровича, отца мамы. Во время Великой Отечественной он был тяжело ранен, в результате чего стал инвалидом и передвигался с помощью коляски. Жена его умерла еще до войны. Узнав, что его сыновья погибли на войне, а дома остались две дочери, решил не быть им обузой и домой не возвращаться. Он долго мыкался по вокзалам, по электричкам в Москве, просил милостыню. Может быть, он бы скитался так и всю оставшуюся жизнь, да слава богу нашлись неравнодушные люди, наши злынковчане-каменщики, которые приезжали на заработки в Москву, узнали Акима Петровича, рассказали об этом маме и она его привезла домой. К сожалению, недолго дедушка пожил – тяжелое ранение, тяжелые душевные потрясения укоротили его жизнь – в 1950 году он умер.

Записала воспоминания

А.Носовец

Фото из семейного архива